«Наконец-то врачи разрешили мне тренироваться. Еще чувствуется слабость. Нина Ивановна все время меня останавливает: «Тебе пока хватит». И, хотя ужасно хочется нарушить этот запрет, я понимаю, что Нина Ивановна права. Как была права, когда не разрешала нам есть мороженое. Все учат программу первого юношеского разряда. И я — вместе со всеми. Нина Ивановна сказала, что у нас есть время до марта. Сегодня приходил директор. Увидел меня и брови поднял: «А ты, девочка, что здесь делаешь?» Я, зная о том, что за счастье нужно бороться, ответила: «Тренируюсь, готовлюсь сдавать на первый юношеский». Он сказал: «Пойду поинтересуюсь у Нины Ивановны, что это за новшества такие».

Я сначала растерялась, а потом спохватилась: «Не надо, не ходите. Это я Нину Ивановну упросила разрешить мне тренироваться,— и добавила, сама себе удивившись: — Я вам обещаю, что стану лучшей гимнасткой в школе». Он пристально на меня посмотрел. Я чувствовала, как краснею, но глаз не отвела, понимала, что сейчас решается моя судьба. Он спросил: «Фамилия?» Я ответила. Он спросил: «Почему не участвовала в соревнованиях?» — «Болела». — «И часто болеешь?» — «Нет, не часто. Просто чересчур хорошо готова была к турниру. Но я больше никогда не буду болеть». Вдруг директор, который только что сверлил меня глазами, заморгал часто-часто и так громко расхохотался, что все в зале обратили на нас внимание. Потом протянул мне руку и сказал по-военному: «Хвалю за храбрость». Девчонки потом спрашивали меня, чем это я так рассмешила директора, а я ничего объяснять не стала. Могут же и у меня быть тайны?

...Ну вот и все. Я получила первый юношеский разряд, хотя перед началом соревнований испугалась. Мне казалось, что я все забыла. Пыталась вспомнить комбинации с начала до конца, но все время отвлекалась, и восстановить в памяти нужные элементы мне так и не удалось. Сказала об этом Нине Ивановне, и она посоветовала думать перед каждым снарядом только о первом элементе. Остальное, сказала, руки и ноги сами «вспомнят». Так оно и было. После каждого снаряда я удивлялась, как это выходит само собой, будто кто-то дергает меня за ниточки.

Не знала, какую сумму набрала, очки свои не считала, не до этого было. В зале было немного народа. В основном родители, подруги, старшие девочки — наши и других тренеров. Но я лиц не различала, ничего не слышала. Только потом, перед сном у меня начали прокручиваться в голове все соревнования, и я стала видеть, как кивнул головой аккомпаниатор, как улыбнулась Нина Ивановна, как внимательно смотрел директор.

После вольных, а я их делала под «Кармен», вдруг услышала аплодисменты, но не поняла, что это — мне. Мама потом спрашивала: «Неужели ты не слышала, как я кричала?» А я ее даже не видела. Потом меня все стали поздравлять. Я не понимала — с чем? Директор потряс меня за плечи, и только тогда я очнулась: «Ты что, девочка, не слышишь, что директор говорит?» Я оторопело на него посмотрела. «Ты первое место заняла, поздравляю».

И я побежала искать Нину Ивановну. Она сидела на скамейке в уголке. Посмотрела на меня: «Ну что, довольна?» Я сказала: «Спасибо вам». Она замотала головой: «Нет, нет. Это ты молодец, так вольные сделала, что я тебе позавидовала. Вот такие дела». «Это все вы,— запротестовала я. — Вы меня в гимнастику привели, вы меня научили, спасибо вам за мою гимнастику...»

Вот так прошли соревнования. Дома мама сказала, что это только крошечный успех в моей спортивной жизни. И что завтра опять тренировка, и послезавтра, и — всегда. Я поняла, о чем мама говорит. Думать о завтрашнем дне так приятно».